Голый шпион. Русская версия. Воспоминания агента Г - Страница 110

110

«Занудой» бывший летчик называл командующего RAF сэра Хью Даудинга. Именно он получил приказ о воссоздании военной авиации страны и стал ее первым командиром, когда разразилась Вторая мировая.

— До войны я поступил в эскадрилью Оксфордского университета, — рассказывал о начале своего боевого пути Джордж. — Но вовсе не для того, чтобы воевать. Для этого парни шли в академию ВВС. Я же хотел лишь немного поразвлечься.

Джордж показал рукой на большую черно-белую фотографию боевого самолета, висевшую у входа в бар, и продолжал:

— Мне тогда достался «Харрикейн». Прекрасная была машина. Мощный мотор, броневая защита сзади, восемь пулеметов и парашют, извините, под задницей — на всякий пожарный случай. На «Харрикейне» я сбил свой первый «Хенкель 111».

— У нас на Руси говорят, — сказал Толя, — «пиво без водки — деньги на ветер!»

Джордж, воспылавший к нам любовью, тут же извлек из бара непочатую бутылку «Смирновки» английского разлива.

— За королевские ВВС! — предложил свой тост Анатолий Белоусов. — За героев битвы за Англию!

Об этой легендарной битве в августе-сентябре 1940 года в советском курсе новейшей истории нет ни одной строчки. А ведь это сражение определило судьбу Великобритании.

Проиграй королевские ВВС ту битву, и страна оказалась бы полностью открытой для немецкого вторжения и, скорее всего, поверженной фашистским вермахтом. Английский премьер-министр сэр Уинстон Черчилль сказал тогда свою знаменитую фразу: «Никогда за всю историю войн столь многие не были в таком долгу перед столь немногими».

Толя дружески похлопал Джорджа по плечу и сказал.

— Представляешь, Женька, как жарко было летом сорокового этим парням?! У люфтваффе было полторы тысячи бомбардировщиков, большей частью «Юнкерсов-87 Штука», и тысяча двести истребителей— «Мессеров 109» и «110». Ау Даудинга лишь восемьсот «Спитфайеров» и «Харрикейнов». И все. Превосходство у Геринга было в три с половиной раза!

— Но оно его не спасло, — вмешался хозяин бара, растроганный этими словами. — Мы им тогда дали жару! Не так ли? Предлагаю выпить за победу, за нашу общую победу над фрицами.

К тосту Джорджа быстро присоединились посетители кабачка. Среди них тоже нашлись бывшие летчики. Посыпались рассказы о былых сражениях и погибших друзьях. Кто-то вспомнил добрым словом своих однополчан, кто-то командиров.

— А у нас в штабе ВВС под Лондоном была отличная кошка, — сказал кто-то из посетителей кабачка.

— За Мурку! — произнес я тогда наш прощальный тост, разлив английскую «Смирновку» по стаканам.

— За Мурку! — подхватили голоса в баре.

— За ее добрую кошачью душу, — поминальным тоном произнес Толя. — Пусть ей будет хорошо на небесах.

В тот день англо-российское взаимопонимание в отдельно взятом лондонском баре побило все рекорды. А Анатолий Белоусов под шумок кошачьих поминок вышел в пабе на нужный ему контакт с источником.

Рассказ тридцать третий

О братьях Деннингах и полете в Лоссимут на «Хантере», о секретном «банановом» проекте и тайной фотосъемке зажигалкой

Не секрет, что для нас, советских дипломатов и журналистов, постоянно живущих в Лондоне, поездки по Великобритании ограничивались радиусом в 35 миль от города. Каждый выезд за пределы этой зоны требовал специального разрешения. Нужно было составить маршрут и списаться с отелями. Перенести все данные о предстоящей поездке на отпечатанные типографским способом бланки, именуемые «нотификациями о поездке». Причем сделать это в пяти экземплярах. Один оставить себе, второй сдать в посольство, а остальные три отправить в Форин офис не позже чем за 48 часов до выезда, не считая праздничных дней. При этом каждый из бланков должен был быть подписан первым секретарем посольства, ибо в противном случае нотификации считались недействительными. Во время работы в Лондоне мне и моему референту Паше Шевелеву неизменно приходилось заниматься этой никчемной писаниной.

Ничуть не менее жесткие процедуры, надо признаться, существовали и в Советском Союзе для сотрудников английского посольства. В итоге разведчики противоборствующих служб, готовясь к запланированной поездке по стране пребывания, частенько поглядывали на телефон в ожидании звонка и официального ответа: можно ли им отправляться в путь или нельзя.

На этот счет мне постоянно приходилось иметь дело с лордом Норманом Деннингом, о котором я уже упоминал выше, — шефом военно-морской разведки Великобритании. Я, естественно, стремился поддерживать с ним хорошие деловые отношения. Судя по всему, это было и в интересах вице-адмирала. Соперничающим сторонам всегда лучше ладить между собой и держать друг друга в поле зрения.

Сэр Норман как «сотрудник британского МИДа» отвечал, в частности, за поездки советских дипломатов по его стране. Мнимая должность сотрудника МИДа позволяла шефу военно-морской разведки Адмиралтейства держать в поле зрения своих оппонентов, в частности и меня грешного.

В свои пятьдесят восемь лет лорд Деннинг был видной фигурой в британской военной среде. И не только потому, что в 1960 году возглавил одну из ведущих разведывательных служб страны. Родился будущий сэр Норман в семье торговца мануфактурой и школьной учительницы и был младшим из пяти сыновей. Двое старших братьев геройски погибли в Первую мировую. Третий брат дослужился до звания генерал-лейтенанта. Да и сам Норман отличился в годы Второй мировой, после которой работал на командных постах в Адмиралтействе.

В 1952 году он стал руководителем службы административного планирования Королевских ВМС. В 56-м его назначили директором военно-морского колледжа в Гринвиче. А в конце пятидесятых он, так сказать, стоял у руля управления кадров Адмиралтейства сначала в должности заместителя, а затем и генерального директора.

110