Голый шпион. Русская версия. Воспоминания агента Г - Страница 82

— Я чуть было не опростоволосился на этом приеме, — признался потом по секрету Гагарин. — За обеденным столом в Букингемском дворце было столько приборов. Я не знал, какой взять…

Юрий рассмеялся и добавил:

— Выручила королева. Увидев мое замешательство, она заметила: «Я и сама порой их путаю».

Неловкость и смущение гостя за столом как рукой сняло. И Гагарин спокойно взял не тот прибор. Официант хотел было исправить положение и вмешаться. Но Елизавета II тут же жестом остановила его и, улыбаясь, заметила:

— Ему все можно. Он — небесный!

Может быть, именно вследствие этого незабываемого эпизода у Юрия Алексеевича Гагарина остались от встречи с английской королевой самые теплые воспоминания.

Тем временем прием в советском посольстве на Кенсингтон Пэлас Гардене шел полным ходом.

Я обходил гостей, обмениваясь впечатлениями или обсуждая накоротке последние международные события. Задачи познакомиться с гостями передо мной не стояло. Практически все приглашенные были мне в большей или меньшей степени известны. И я знал, кому стоит уделить больше внимания на этот раз, а кого просто обойти.

— У вас очаровательная шляпка сегодня, — обратился я к Валери Хобсон.

— Вы удивительно внимательны, кэптен, благодарю вас. Эту шляпку я делала на заказ. У меня есть знакомая модистка, она прекрасная мастерица шить дамские шляпки.

Как выяснилось из моего общения с супругой военного министра Профьюмо, помимо дамских шляпок Валери Хобсон была весьма неравнодушна к спиртному.

— У вас пустой бокал, сударыня, — сказал я, — не хотите ли чего-нибудь выпить?

— Водку, только, русскую водку, дорогой Юджин. У нее восхитительный вкус. Должна вам признаться, я просто обожаю вашу «Столичную».

Как патриот своей Родины, я был горд и счастлив. Русской водке, если верить историкам, в 1961 году шел уже 428-й год. Первые «царевы кабаки», с которых началась на Руси торговля водкой, появились в Москве еще в 1533 году. В ходу за эти четыре с лишним века были разные водочные марки. В народе запомнились московские «Вдова Попова», «Братья Смирновы», нижегородский «Долгов»…

Однако становление русской водки было бы невозможно без трудов великого русского химика Дмитрия Менделеева. Это он определил оптимальное соотношение объема и веса спирта и воды в водке, что долгие годы являлось «крепким орешком» для винокуров.

Водка «Столичная», которая так понравилась Валерии Хобсон, была создана ленинградским мастером Виктором Григорьевичем Свиридой в 1938 году. Ее первая серийная бутылка была разлита в военном сорок первом в блокадном Ленинграде.

Экспорт «Столичной» за рубеж начался в 1949 году. А в 1954-м она получила международное признание. При так называемом «слепом тестировании» «Столичная» победила знаменитую марку «Смирнофф». Однако, вплоть до 70-х годов, до заключения контракта с американской компанией «Пепсико», поставки этой популярной водки на Запад были ограничены. Спрос значительно превышал предложение. Мне это было на руку. Недостатка в «Столичной» я не испытывал. И налил Валери Хобсон еще один бокал русской водки.

— На здоровье! — воскликнула Валери, одним махом, по-русски осушив свой бокал.

Снова услужливо наполнив его водкой, я заметил:

— Беру социалистическое обязательство, сударыня.

— Не понимаю, Юджин. Что значит это ваше социалистическое обязательство?

— Это значит, сударыня, что я даю вам слово джентльмена.

— Но в чем же вы клянетесь, мой русский рыцарь?

— Клянусь, сударыня, что вы никогда более не будете испытывать недостатка в русской водке. Обещаю вам гарантированные и прямые поставки на дом.

— Вы так милы, Юджин. Но вам придется сдержать это слово. Ведь джентльмены не умеют лгать дамам, не правда ли?

— Можете не сомневаться, мадам, социалистические обязательства для меня — дело святое.

Выпив с бывшей кинозвездой еще по рюмке «Столи», — так Валери называла «Столичную» водку, — я вернулся к ее мужу. Впрочем, беседа с Джеком на приеме не клеилась, хотя мы, не переставая, задавали друг другу какие-то вопросы. В ответах было нечто такое, что говорило скорее о попытке создать видимость беседы, чем о стремлении к заинтересованному разговору. Политические темы быстро обходились стороной, а вопросы личного характера не вызывали заметного интереса. Иного, впрочем, я и не ожидал. Поэтому даже видимость беседы с военным министром вполне меня устраивала.

К кому бы ни подходил и с кем бы ни беседовал я в тот вечер, за мной неустанно смотрели глаза одного человека — лорда Нормана Деннинга. Как сотрудник британского МИДа он был в постоянном рабочем контакте со многими сотрудниками советского посольства в Лондоне и со мной, конечно. Помогал решать самые разнообразные проблемы, связанные со служебной деятельностью в Великобритании. Его номер телефона был известен всем без исключения работникам военного атташата. Лорд Деннинг ни одну из просьб советских дипломатов не оставлял без внимания. Всегда был предельно корректен, учтив и любезен.

Работа в британском Форин офисе была, впрочем, лишь ловким прикрытием для человека, не имевшего к дипломатии никакого отношения. Истинный характер работы и настоящая, а не выдуманная должность лорда Нормана Деннинга были, однако, известны лишь очень узкому кругу лиц.

Коллеги называли его Ди-Эн-Ай (DNI — Director of Naval Intelligence). За этой аббревиатурой стояла фигура одного из наиболее влиятельных лиц в британском разведывательном сообществе — Директора военно-морской разведки Великобритании.